— Кастельяно, ты можешь себе это представить? Двое дипломированных врачей сидят в мотеле в какой-то дыре и ждут, когда их умирающего ребенка спасет шарлатанское снадобье, приготовленное самовлюбленным мерзавцем. Думаешь, мы в своем уме?

Лора помотала головой.

— Не знаю, — призналась она. — Не могу тебе сказать. — И после паузы добавила, глядя Барни в глаза: — Но если Гарри умрет, я не стану дальше жить.

— Лора…

— Барни, я серьезно говорю. И ты меня не остановишь!

Он больше не стал возражать, потому что и сам не знал, как будет жить… без сына.

Они прислушивались к дыханию ребенка, а фоном шла дискуссия из так называемого «Храма Эроса». Нет, так не пойдет! Положение слишком серьезное. Барни встал и выключил приемник.

Он посмотрел на мальчика и снова потрогал лоб.

На этот раз сомнений быть не могло.

— Кастельяно, Богом клянусь, жар прошел! Иди сама проверь.

Но Лоре не нужно было ничего проверять: она по лицу мальчика видела, что Барни прав. Она быстро ощупала Гарри животик.

— О господи! — выдохнула она. — Селезенка…

— Что? — вскричал Барни в ужасе.

— Меньше стала. Барн, она уже стала меньше! Кажется, эта штука действует!

Всю ночь они не смыкали глаз. Теперь они следили не за тем, как их сын умирает, а как возвращается к жизни.

В половине восьмого утра Лора неожиданно сказала:

— Я иду в церковь.

Барни был ошеломлен. Но все понял.

— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь.

Лора сформулировала до конца:

— Барн, мне нужно кого-то отблагодарить. А сегодня мне кажется, что в кои-то веки Господь меня слышит.

— Правильно. Давайте все вместе пойдем.

Они посмотрели на сына. Тот сидел в кровати.

— Мама, я хочу домой! — захныкал он. — Мишка без меня скучает!

Университетская церковь была в каких-то десяти минутах ходьбы. Идти надо было по зеленой аллее. В столь ранний час в огромном, похожем на кафедральный собор здании (назначение которого было гораздо скромней его внешнего вида) царила такая гулкая тишина, что они слышали, как бьются их сердца.

Впервые за свою взрослую жизнь Лора преклонила колени для молитвы. Но не знала, как начать. Она опустила голову в надежде, что Господь услышит ее мысли.

Барни стоял, держа сына на руках, и смотрел на него. На личике ребенка играли проникающие сквозь стрельчатые окна мягкие лучи утреннего солнца, отчего оно светилось каким-то волшебным светом.

Сейчас он мог спокойно думать о том, Через какой ужас они втроем только что прошли. Или это был не ужас, а чудо?

«Так что же подействовало? — спрашивал он себя. — Фермент Уаймана? Китайская настойка? Участие врача? Или родительская любовь?»

Большую часть жизни он провел в постижении врачебного искусства и теперь понял, что ему никогда не проникнуть в тайну исцеления.

Ибо медицина — это неустанный поиск причин. Которые объясняют следствия.

Наука не в состоянии постичь чудо.

Лора встала.

— Дай мне его теперь подержать, — шепотом попросила она.

Барни передал ребенка матери. Потом обнял обоих. И они втроем вышли на утреннее солнце.